Сергей Бабич — один из многих уроженцев Донбасса, оставшихся в 2014 году по ту, украинскую сторону фронта и пострадавший не от снарядов, а от «палочной системы» украинских репрессий, требующей всё больше и больше разоблачённых и схваченных «врагов государства».
Но побывавший за решёткой и решивший выиграть свою, одиночную войну против сложившейся в Киеве системы, Сергей Бабич продолжает задаваться вопросом не только о крутых поворотах своей судьбы, но и о земляках со схожей участью. О том, как простой машинист одной из шахт Донбасса прошёл арест, пытки и неправый суд, он рассказал в эксклюзивном интервью корреспонденту ПИКinform.
— Ваша фамилия впервые стала фигурировать в средствах массовой информации в связи с обменным списком: Вас туда внесла украинская сторона. Поэтому первый вопрос: Вы воевали на стороне Ополчения?
— Нет и ещё раз нет. И даже на процессе по моему обвинению, несмотря на избирательные зрение и слух судей, не смогли доказать обратного. Ввиду очевидной бредовости вменяемых мне действий. Начало войны, а до неё «Евромайдан», я встретил машинистом горно-выемочных механизмов в Красноармейске, на шахте «Красноармейская-Западная». Как и многие мои коллеги и друзья, беспорядки в Киеве и последующие события, лихорадку с переделом власти я воспринял более чем негативно. И чем дальше, тем больше подтверждались мрачные прогнозы. А затем пришла война.
— Ваш город проходил через линию фронта и активные боевые действия?
— Да, пришлось пожить на линии огня, а один из снарядов прилетел ко мне во двор. Затем подразделения ДНР отступили. Когда снаряды вокруг перестали падать, мирные жители начали пытаться восстанавливать мирную жизнь. Однако было очень тяжело. Начали пропадать люди.
— Уже после прихода Вооружённых сил Украины?
— Правильнее сказать, что после прихода «добробатов» и СБУ. Добробаты [добровольческие батальоны, паравоенные формирования, воевавшие на стороне Киева — прим.] буквально подчёркивали своё презрение к местным жителям, обвиняя их во всех грехах. Мы же стремились найти как можно больше пропавших, хотя предполагали худшее. Стихийно возникли несколько поисковых групп, которые не могли не задавать вопросы. Пытались взаимодействовать с волонтёрами. Для меня всё закончилось арестом. Дату помню, как сейчас: 24 мая 2015 года.
— Как и где это произошло?
— Возвращаясь после нескольких неулаженных дел на шахте, я решил остановиться у своего приятеля. И к нам ворвались «маски-шоу», позднее они представились сотрудниками Службой безопасности Украины. Возмутительнее всего то, что они действовали, как налётчики или террористы, наставив оружие не на нас с другом, а на его детей, очень их напугав. Далее нас вывели на улицу, детей тоже выгнали, несмотря на неслабый холод, а сам дом перевернули, что называется, вверх дном. Не найдя ничего, нас кинули в машину и повезли на дознание.
— Что было Вам предъявлено в качестве обвинения?
— То, чего я не совершал и совершить не мог! Хотя всё началось не с обвинений, а с пыток. На мне перепробовали, наверное, всё из «меню» Службы безопасности Украины, которая якобы призвана оберегать покой граждан. Было и сковывание наручниками на продолжительное время, и избиения деревянной киянкой, и уколы непонятным веществом, и даже электрошокер. Не забывали и морить голодом. Придумали, и что мне предъявить: я, якобы, хотел выкрасть какого-то полковника.
Позднее я сумел опознать здание, где находился: под пыточную они оборудовали автотранспортное предприятия Красноармейска. Дождавшись момент, я попытался бежать, но неудачно, был пойман и избит ещё более серьёзно: прикладом автомата мне выбили зубы. Добившись от меня подписи под липовым «признанием», повезли в СИЗО Мариуполя.
— А там как к Вам относились?
— Тоже издевались, конечно, но уже не с таким энтузиазмом. Уже избивали не «профилактически», хотя звучит это и ужасно, а только когда я отказывался рассказывать следователю то, что было ему нужно для сшиваемого дела. Вот тогда — да, отводили в другое помещение и «говорили по душам», затем эта пародия на дознание продолжалась.
— Вам продолжали инкриминировать попытку похищения?
— Нет, видимо, потребовалась статья пожёстче, и мне с человеком, «назначенным» следователем мне в подельники, начали приписывать создание террористической группы и незаконное хранение оружия. После начались разбирательства, в ходе которых выяснилось: на этом оружии даже ничьих отпечатков не было, упаковано оно было не для длительного хранения, а процедура изъятия в нарушение закона проводилась без понятых! СБУшники прикрывались рапортом, в котором указывалось, что моя преступная деятельность была выявлена в результате так называемых «следственных негласных мероприятий».
Хотели мне предъявить «прослушку», мне аж самому, несмотря на весь кошмар и бредовость ситуации, захотелось послушать: что же я мог там такого наговорить? А на записи и голоса моего не было, только какой-то чужой девичий голос, который, назвавшись моей женой, диктует номер моего телефона. Я на тот момент был женат, однако это была не моя жена. Более того — даже липовая «прослушка» эта была без судебной санкции! В общем, дело развалилось даже с моим самооговором, которого они добились постоянными побоями. Тем более, я сдаваться не собирался и не сломился, начав задавать неудобные вопросы в суде.
— Как они реагировали на «развал» уголовного дела по Вам?
— Начали, как говорят, «метушиться». Предложили выпустить меня «закону Савченко», однако я не согласился: после всего пережитого мне хотелось доказать свою правоту. Им этого нельзя было допустить, так как «развал» моего дела начал подтачивать другие уголовные дела по той же статье. Запахло скандалом, отстранили даже двух судей в Краматорске. И когда я добился уголовного дела по факту моего же похищения, у СБУшников началась, наверное, тихая паника. В конце 2016-го несколько амбалов заявилось ко мне в камеру и начала требовать закрыть это дело, производства по которому я добился. Я им, конечно, ни в какую, там все материалы говорили в мою пользу. Кстати, потом, я узнал, что эти самые амбалы из-за меня не получили очередных звёздочек на погоны. И тогда меня записали в список на обмен пленными между Республиками и Украиной.
— Вас предупреждали заранее об этом?
— Ещё когда мне руки крутили, СБУшники в открытую обозначили: нас арестовывают «под обмен», это прямая цитата.
— Сколько Вы были в плену, от дня ареста до момента обмена?
— Два года и девять месяцев.
— Чем Вы сейчас занимаетесь, находясь на свободе?
— Сейчас я пытаюсь добиться справедливости. Произошёл абсурд: после обмена меня объявили в розыск. Очевидно, они боятся, что я и такие, как я, приедут отстаивать свои права. Меня перед самым обменом в открытую предупреждали: «мажь лоб зелёнкой», если приедешь судиться. Однако я продолжаю требовать ответа. Отправил письмо уполномоченному [Верховной] Рады по права человека Людмиле Денисовой. И не только ей. Прогресс есть, на весь этот кошмар реагируют, правда, не в Киеве. Фиона Фрейзер, которая возглавляет Миссию мониторинга ООН по правам человека на украинской территории, признала после знакомства с моим делом, что мои права были полностью нарушены. Я намерен у них [представителей власти в Киеве] выиграть открытый и публичный процесс, и не только ради себя: слишком много хороших и безвинных людей, которых я знал лично, гребли по статье «Сепаратизм». Это и батюшка наш местный, отец Никон, которого увезли прямиком из монастыря под Мариуполем, и учитель истории Бардаков, который также сидел в мариупольском СИЗО за «сепаратизм». Если батюшку хотя бы не избивали, то на Бардакове иногда после допросов не было живого места, он был попросту синий от ударов. По моему совету он написал заявление, что его избивают, удалось протолкнуть это по инстанциям. В итоге у него забрали паспорт и сказали выметаться из Мариуполя и Украины вообще.